Рассказ
Неся горькую обиду на всех людей, Маруся всё дальше и дальше уходила от хутора. Тяжесть несправедливости разливалась не только по душе, но и по телу. Давила на каждый сустав, на каждую клеточку, а в голове отдавались удары сердца, что с каждым шагом били сильнее и сильнее в виски. Надо бы отдохнуть, успокоиться, но обида жгла калёным железом ноги и те, уставшие, больные, шагали и шагали по траве, буреломам, оврагам и овражкам. Наконец ступать стало просто невмоготу...
|
Подвихляв к пеньку, серо торчавшему среди поляны рощицы, взгромоздилась на него, подставив солнышку спину. Приятная истома тотчас начала растекаться по организму Пульсация ещё" терзала головушку, но заметно утихомиривалась. Жжение в ногах угасало, превращаясь в приятное тепло, которое вкупе с теплом солнца расслабляли, вводили в полудрёму. Прикрыла глаза, в них хаотично поплыли радужные кольца, что - удивительно - тоже успокаивало. Дремота окончательно уняла душу, тело, мышцы... Разомлев от лучей и от ласкового ветерка, забылась. Или впала в какое-то гипнотическое состояние одновременного пребывания в настоящем и прошлом. Не могла понят!,; спит или бодрствует потому, что чётко увидела улицу, где выпало родиться. Увидела себя маленькой, совсем маленькой, когда впервые взошла на бархат зелёной лужайки возле жилья. Лужайка была небольшая, однако, щедрая на разнотравье и разноцветье. Но во время того выхода казалась большущим лугом. Да нет, полем, где кто-то с огромной любовью создал каждую былинку, каждый листочек и лепесток. Нежный запах травы и цветов подействовали ошарашивающее. Замерев, сидела среди красоты, вдыхая ароматы, и не могла поверить в действительность. До этого наблюдала только комнаты дома. Зрела расставленную мебель, попервоначалу тоже казавшейся огромной. С трудом забиралась на неё, изучая рельефы в виде подушек, подлокотников и спинок. Расширяя кругозор, узнавала, где, что стоит и как называется. Подрастая, шалила, порой даже хулиганила, опрокидывая то чашку с молоком, то тарелку с кашей, то... Иногда могла запрятать в какой-нибудь угол клубок ниток или иную мелочь и на вопрос: «Маруся, это ты их сюда запровоторила?», отвечала тем, что отводила в сторону глаза или же утыкалась в руки вопрошавшего. Подобная тактика всегда приносила успех: вместо наказания гладили по голове, приговаривая: «Ах, ты, ласкуша хитрющая...» Угощали чем-нибудь вкусненьким и отпускали на все четыре
Стороны. А она, понимая, что пользуется всеобщей любовью, продолжала проказничать, дурачиться, баловаться, полагаясь на всепрощение. До выхода из жилища думала, что вся среда и построена из стен с картинами, зеркалами, полочками и вешалками, из пола, на котором стоят стулья, столы, шкафы, кровати, диваны, из потолка с люстрами и лампочкой в ванной. И вот очутившись впервые на чудесной полянке, поняла, что свет состоит не только из четырёх стен, а из множества других вещей и предметов, ещё не совсем
понятных ей, но этот мир огромен, как... как мир.
Тогда не знала, что окружение может быть не только светлым, чистым и добрым, но и жестоким. Всё придётся испытать. Но потом. А в тот день радовалась цветам, траве, птичьему щебету, скольжению бабочек. За бабочками всегда любила наблюдать, удивляясь пёстрой раскраске и ловкому лёту. Никогда не ловила их. Просто любовались - и всё. Подкупили они с первого взгляда расцветкой, лёгкостью движений и первое восприятие от порхающих веерков пронесла через всю жизнь.
Когда подросла достаточно, ухватила короткое слово «юг», которое впервые прозвучало ближе к весне. Все говорили про него с определённым придыханием и строили планы грядущей туда поездки. В разговоры вплетались слова «мама», «сестра», «брат». Оказалось, не только в их семье есть братья, сестра, папа и мама, где-то ещё существуют подобные им. Постепенно прониклась желанием с нетерпением и себе увидеть тех, кто живёт в том загадочном месте.
И однажды пришло время отправляться в гости. Пропиталась и себе взволнованной суетой, царящей накануне отъезда. Бегала вместе со всеми из комнаты в комнату, наблюдала за сборами и удивлялась обилию вещей, необходимых для юга. Когда всё собралось, упаковалось - машина вырулила на дорогу. Заняла заднее сидение и наблюдала за проплывающими за окнами автомобиля пейзажами. Густые леса, реки, холмы, долины, разновысотные строения меняли друг друга. Постепенно ландшафт заполнился широкими просторами, что начали утомлять однообразием, и она уснула. И проспала половину пути. А проснулась оттого, что не урчал мотор, легковушка стояла с распахнутыми дверцами, и вокруг смеялись и обнимались. Про неё поначалу даже забыли. Готова была уже разобидеться, но тут как раз прозвучало: «А это наша Маруся». Сразу же посыпались восторги, охи, ахи, поглаживания по голове и по спине. Вечером ужинали. Из всего обилия ужасно понравилось парное молоко, которое до сего времени не пробовала. Вкуснотища!
Практически целое лето прошло на юге. Ей понравилось: светило ласковое солнышко, а если случался дождь, то был тёплый и не долгий. Л после дождика вся природа становилась чище и звонче, солнце сияло ещё ярче, и травы пахли сильнее. Развлекалась тем, что ловила жучков, стрекоз. ящериц и нередко слышала: «Какая же ты ловкая!»
А потом отпуск кончился, и автомашина отвезла их домой. Там, конечно же, поджидала совершенно иная погода. И хотя летняя пора догуливала свое время, в родимой сторонушке небо уже почти круглосуточно затягивалось тучами, которые лапами ливней старательно смывали с кустов и деревьев зелень листвы. Потому, что северные широты здесь. А значит, вскоре за дождями ударят морозы, завоют вьюга с пургою и начнутся долгие сумерки. Часто вспоминала поездку и уже ждала, когда состоится следующая.
Поездка случилась через год.
И ещё через год. Именно он и стал новым этапом в её жизни. Осталась на юге. Не потому, что так хотелось, а потому, что так получилось. Думала, в южных краях круглый год греет светило, царствуют цветы, бегают ящерицы и порхают бабочки. Оказалось, и здесь идут противные затяжные дождища, трещат морозы и дуют заунывные метели. Пришлось и помокнуть, и помёрзнуть. Многое чего довелось пережить, ведь век твой складывается не только из радости и счастья. В нём достаточно всего в полной мере.
Миновали годы. Незаметно подкралась старость. Чаще и чаще слышала в свой адрес упрёки и укоры. И то не так, и то не эдак... Тарелку с кашей опрокинет, чашку с молоком перевернёт... И если в детстве смеялись над подобными оплошностями, то теперь бранились. Случалось, и ударяли. Тряпкой, правда. Не больно. Но как неприятно! Долго крепилась, терпела унижения, несправедливые попрёки, но сегодня, не выдержав очередного оскорбления, ушла из хутора...
Донимали усталость и голод. Но более донимала обида. Почему мир устроен так, что когда мал и неловок, твоя неуклюжесть вызывает у окружающих умиление, восторг. Тебя не наказывают за беспомощность, а: подбадривая, помогают побороть ту без всяких притязаний. Но когда ты стар, то промахи, что сродни детским, вызывают уже раздражение и даже злость. Почему так случается? Кто виноват? Не находила ответа и досада когтями впивалась в душу... Она ушла от людей, чтобы не слышать в свой адрес насмешек и ехидных замечаний. Ушла потому, что невмоготу стало слышать всё. Потому, что гордая.
Тяжело вздохнула и вспомнила время, когда осталась на юге. В день отъезда решила на прощание сбегать на берег речушки, где вдоволь водилось стрекоз, ящериц и лягушек, за которыми так любила охотиться. Настолько увлеклась, что забыла об уже загруженном едой, фруктами, овощами и всем необходимым в дороге автомобиле. Забыла и наказ: «Маруся, далеко не уходи - скоро уезжаем». Набегавшись, наигравшись вволю, улеглась на тёплых досках пристаньки и уснула...
Проснулась от какой-то тревоги, вкравшейся в сердце... Резко вскочив, побежала к дому. На том месте, где всегда стояла легковая, зияла пустота. Уехали! Без неё! Стала метаться по двору, десятки раз забегала в хату, в летнюю кухню в надежде, что это просто шутка, что сейчас кто-нибудь из отпускников выйдет из укрытия и весело спросит: - Ну, что, напугали мы тебя?
Однако так никто и не вышел... Загрустив, отправилась в прибрежные заросли хвороста и переживала предательство там... Слышала, как звали южане, но борола чувство голода и желание выпить столь полюбившееся парное молоко... Через неделю боль измены притупилась. Выбралась из убежища. И стала жить, веруя: на следующий год поедет на родину...
На следующий год... Никуда не убегала, терпеливо ждала времени отъезда, укрывшись в теньке роскошной вышнины. Изредка выскакивала, напоминая о себе, но от неё отмахивались, как от назойливой мухи. Не помог и испытанный приём утыкания в руки. Небрежно погладили и попросили не мешать. Мало того, когда рассаживались, постаралась занять излюбленное место, - выпроводили вон! Никто, оказывается, и не собирался её забирать. Живёт же она здесь - пусть и живёт.
После этого затаила большую обиду на всех. Стала раздражительной, зловредной. Старалась отомстить за неверность определённой агрессией без видимых на то причин. На неё стали шуметь, цыкать, выпроваживать из обители, а то и гонять тряпкой или того хуже - веником! Да, она не может, как бывало, ловить ящериц, мышей, воробьев. Не те силы, не та ловкость. Тело уже не в состоянии справляться с задачей, которую ставят зрение, слух, обоняние. Да и того, что дают поесть - не всегда хватает. Более молодые и проворные кошки успевают слопать быстрее, чем добежишь до миски... Переполненная унижением, решила уйти со двора. И ушла. Брела долго, до изнеможения. Совершенно обессилив, умостилась на пень, сиротливо торчащий на полянке рощи. Ей уже почти ничего не хотелось. Хотелось только одного: вновь стать маленьким котёнком, чтобы все любили тебя.
Все-все.
Крепко закрыла глаза, свернулась калачиком... и вдруг увидела себя на малахитовой лужайке, где цвели огромные жёлтые одуванчики и порхали живописные бабочки...
С этой яркой картинкой душа Маруси вскоре вознеслась туда, где всем есть приют и для всех есть доброе слово. И для людей, и для кошки.
х.Качалин, февраль-март 2008 г.
Г.Антюфеев.
|
|
Таланты земли Благовещенской 